Страницы в фолианте разные. Серые — что-то непонятное, чужое. Старику это не интересно — пускай бегут, пускай испуганно прячутся в темных закоулках памяти, словно мыши в чулане. Но попадаются другие — цветные. Они как сладость для малыша, манят, соблазняют. В них-то искусник и тычет властным перстом, выпуская наружу дремлющие образы, погружаясь в них.
Толлеус с волнением заглядывает через огромное окно в ярко освещенную комнату, где двое людей в белоснежных плащах и смешных белых шапочках склонились над трупом — отчетливо видно в развороченной грудине замершее сердце. Он знает — это лекари. Только не понятно, какой смысл возиться с мертвецом? И все же они не уходят. Прикусив губу, старик следит за людьми. Вот один на мгновенье прижал блестящий амулет к трупу, от чего тот аж подпрыгнул. Понятно, отчего — лекари зачем-то вызвали грозовой разряд.
Вдруг мертвое сердце начинает судорожно сокращаться. Искусник сам не понял почему пришло чувство невыразимого облегчения. В комнате сами собой активировались чувствительные амулеты, услужливо рисуя на картине какие-то цифры. Понятно, какие — вот температура, это пульс, время…
Толлеус смотрит на картину — искусную картину во всю стену, где нарисованные персонажи двигаются как живые. Толлеус уверенно говорит: "Первый канал" и картинка меняется, послушная его воле. Стоп! Что-то интересное. На картине люди в одинаковой зеленой форме в молчании сноровисто потрошат маленькими ножами бесчувственного человека. Толлеус не брезглив, но отчего-то в желудке не хорошо. Один из зеленых окровавленными руками вытаскивает из тела почку. Палачи? — Нет! Другой уже держит наготове новый орган, чтобы заменить поврежденный.
Двое мужчин ведут под руки дряхлого старика и усаживают его на мощное кресло на колесиках. Толлеус стоит в сторонке. Он ждет кого-то. Колеса кресла начинают крутиться сами. Старик без посторонней помощи, не шевельнув ни единым мускулом, едет куда-то по своим делам, свободный как ветер. Искусник вскрикивает — его душит ярость: старый пень проехал Толлеусу по ноге!
Мрачное подземелье. Толлеус заглядывает через плечо здоровяку, сжимающему пузатый жезл. Из темных коридоров лезут… Люди? Нет, живые человеческие скелеты! — Здоровяк-искусник еле успевает разрушать их голубыми молниями из жезла. Толлеус, как приклеенный, следует за незнакомцем. Он не чувствует страха — только азарт. Одной твари удается подобраться совсем близко, и перед смертью она успевает вцепиться мужчине в горло. Брызжет кровь. Старик понимает: если через заслон молний прорвется еще одна, то искуснику конец. Искреннее сочувствие соседствует почему-то с легкой досадой на скелетов. Но что это светится зеленым в небольшом тупичке? Искусник тоже заметил и бежит туда. Не понятно, почему, но Толлеус чувствует облегчение и радость. Зеленым светится сундук. Здоровяк хватает его и с помощью Искусства мгновенно исцеляется.
Огромное помещение — стены и потолок теряются вдали. Окон нет — очевидно, помещение вырублено в какой-то пещере. Всюду гигантские, размером с дом, сундуки. Между ними снуют люди. Вот идет молодая девушка с короткими черными волосами. Толлеус смотрит на нее во все глаза: хороша! Девушка залезает в большую железную конструкцию со светлячком сверху, напоминающую фигуру человека. И фигура оживает, повторяя движения чародейки внутри. Голем! Пускай Толлеус их никогда не видел, но сразу же узнал. Голем легко, словно игрушки, подхватывает огромные сундуки, переставляя их.
Какое-то старое капище посреди дремучего леса. На покосившихся камнях светятся иероглифы. Толлеусу страшно. Он медленно идет вперед, озираясь по сторонам. В руках у старика диковинный жезл — железный прут с удобной деревянной ручкой на конце. Вокруг ни души, как и положено ночью на капище. Но старик уверен — он здесь не один. И точно — неожиданно со всех сторон появляются жуткие твари из ночных кошмаров, жаждущие его крови. Искусник словно этого и ждал — целит жезлом в ближайшего монстра и активирует… Механизм? Плетение? — Визуальной составляющей нет, но чудовище, разбрызгивая черную кровь, падает и больше не двигается. Его судьбу разделяет второе, третье, четвертое… Их слишком много, они совсем близко! Толлеуса хватают, острые зубы погружаются в его плоть. Вместо боли в мозгу бьется лишь разочарование: до цели осталось совсем чуть-чуть! Он умер без сомнения, но продолжает мыслить. Чудовища, все еще терзающие бездыханное тело, исчезают в сгущающемся тумане. Но вот туман вновь рассеивается, и Толлеус стоит здоровехонек в самом начале пути. Как будто время пошло вспять. Но только он знает, что время тут не при чем. Он умер только что, просто это другая жизнь, и осталось еще четыре.
Мужчина богатырского сложения с короткой стрижкой достает нож и, не моргнув глазом, режет себе руку до кости. Толлеус снисходительно усмехается своим (или чужим?) мыслям: "Как некачественно делали раньше!" Здоровяк тем временем с ловкостью фокусника снял с руки кожу, как перчатку. Толлеус аж вздрогнул. Но что это? — У человека железные кости, соединенные хитрыми механизмами. Пальцы сжимаются и разжимаются без мышц. А кожа хоть и живая ткань — всего лишь маскировка. Очевидно, что-то сломалось, и человек собирается починить свой великолепный протез.
Вокруг темный лес — в свете звезд почти ничего не видать. Внутренности сжимаются в предчувствии близкой угрозы. Толлеус еле различает "свои" руки, одевающие на голову повязку-амулет и мир преображается! Темнота исчезает, возвращаются краски. Появляются какие-то надписи, разноцветные стрелочки услужливо показывают на что-то важное. Прячущаяся в траве мышь заботливо обводится зеленым контуром — она не опасна. И Толлеус не обращает на нее внимание. Он знает — крупные хищники будут с красным контуром. Старик своей волей увеличивает и уменьшает то, что видит, осматривая окрестности. С облегчением выдыхает воздух сквозь стиснутые зубы: никого.